Утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать их окончательного осуществления… Утопии осуществимы… Жизнь движется к утопиям. И открывается, быть может, новое столетие мечтаний интеллигенции и культурного слоя о том, как избежать утопий, как вернуться к не утопическому обществу, к менее «совершенному» и более свободному обществу.

Николай Бердяев

Печатается с разрешения The Estate of Aldous Huxley и литературных агентств Reece Halsey Agency, The Fielding Agency и Andrew Nurnberg.

© Aldous Huxley, 1932

© Перевод. О. Сорока, наследники, 2011

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Глава первая

Серое приземистое здание – всего лишь в тридцать четыре этажа. Над главным входом надпись: «ЦЕНТРАЛЬНО-ЛОНДОНСКИЙ ИНКУБАТОРИЙ И ВОСПИТАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР», и на геральдическом щите – девиз Мирового Государства: «ОБЩНОСТЬ, ОДИНАКОВОСТЬ, СТАБИЛЬНОСТЬ».

Огромный зал на первом этаже обращен окнами на север, точно художественная студия. На дворе лето, в зале и вовсе тропически жарко, но по-зимнему холоден и водянист свет, что жадно течет в эти окна в поисках живописно драпированных манекенов или нагой натуры, пусть блеклой и зябко-пупырчатой, – и находит лишь никель, стекло, холодно блестящий фарфор лаборатории. Зиму встречает зима. Белы халаты лаборантов, на руках перчатки из белесой, трупного цвета, резины. Свет заморожен, мертвен, призрачен. Только на желтых тубусах микроскопов он как бы сочнеет, заимствуя живую желтизну, – словно сливочным маслом мажет эти полированные трубки, вставшие длинным строем на рабочих столах.

– Здесь у нас Зал оплодотворения, – сказал Директор Инкубатория и Воспитательного Центра, открывая дверь.

Склонясь к микроскопам, триста оплодотворителей были погружены в тишину почти бездыханную, разве что рассеянно мурлыкнет кто-нибудь или посвистит себе под нос в отрешенной сосредоточенности. По пятам за Директором робко и не без подобострастия следовала стайка новоприбывших студентов, юных, розовых и неоперившихся. При каждом птенце был блокнот, и, как только великий человек раскрывал рот, студенты принимались яро строчить карандашами. Из мудрых уст – из первых рук. Не каждый день такая привилегия и честь. Директор Центрально-Лондонского ИВЦ считал всегдашним своим долгом самолично провести студентов-новичков по залам и отделам. «Чтобы дать вам общую идею», – пояснял он цель обхода. Ибо, конечно, общую идею хоть какую-то дать надо – для того, чтобы делали дело с пониманием, – но дать лишь в минимальной дозе, иначе из них не выйдет хороших и счастливых членов общества. Ведь, как всем известно, если хочешь быть счастлив и добродетелен, не обобщай, а держись узких частностей; общие идеи являются неизбежным интеллектуальным злом. Не философы, а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребет общества.

«Завтра, – прибавлял он, улыбаясь им ласково и чуточку грозно, – наступит пора приниматься за серьезную работу. Для обобщений у вас не останется времени. Пока же…»

Пока же честь оказана большая. Из мудрых уст и – прямиком в блокноты. Юнцы строчили как заведенные.

Высокий, сухощавый, но нимало не сутулый, Директор вошел в зал. У Директора был длинный подбородок, крупные зубы слегка выпирали из-под свежих, полных губ. Стар он или молод? Тридцать ему лет? Пятьдесят? Пятьдесят пять? Сказать было трудно. Да и не возникал у вас этот вопрос; ныне, на 632-м году эры стабильности, Эры Форда, подобные вопросы в голову не приходили.

– Начнем сначала, – сказал Директор, и самые усердные юнцы тут же запротоколировали: «Начнем сначала». – Вот здесь, – указал он рукой, – у нас инкубаторы. – Открыл теплонепроницаемую дверь, и взорам предстали ряды нумерованных пробирок – штативы за штативами, стеллажи за стеллажами. – Недельная партия яйцеклеток. Хранятся, – продолжал он, – при тридцати семи градусах; что же касается мужских гамет, – тут он открыл другую дверь, – то их надо хранить при тридцати пяти. Температура крови обесплодила бы их. (Барана ватой обложив, приплода не получишь.)

И, не сходя с места, он приступил к краткому изложению современного оплодотворительного процесса – а карандаши так и забегали, неразборчиво строча, по бумаге; начал он, разумеется, с хирургической увертюры к процессу – с операции, «на которую ложатся добровольно, ради блага Общества, не говоря уж о вознаграждении, равном полугодовому окладу»; затем коснулся способа, которым сохраняют жизненность и развивают продуктивность вырезанного яичника; сказал об оптимальной температуре, вязкости, солевом содержании; о питательной жидкости, в которой хранятся отделенные и вызревшие яйца; и, подведя своих подопечных к рабочим столам, наглядно познакомил с тем, как жидкость эту набирают из пробирок; как выпускают капля за каплей на специально подогретые предметные стекла микроскопов; как яйцеклетки в каждой капле проверяют на дефекты, пересчитывают и помещают в пористый яйцеприемничек; как (он провел студентов дальше, дал понаблюдать и за этим) яйце приемник погружают в теплый бульон со свободно плавающими сперматозоидами, концентрация которых, подчеркнул он, должна быть не ниже ста тысяч на миллилитр; и как через десять минут приемник вынимают из бульона и содержимое опять смотрят; как, если не все яйцеклетки оказались оплодотворенными, сосудец снова погружают, а потребуется, то и в третий раз; как оплодотворенные яйца возвращают в инкубаторы, и там альфы и беты остаются вплоть до укупорки, а гаммы, дельты и эпсилоны через тридцать шесть часов снова уже путешествуют с полок для обработки по методу Бокановского.

– По методу Бокановского, – повторил Директор, и студенты подчеркнули в блокнотах эти слова.

Одно яйцо, один зародыш, одна взрослая особь – вот схема природного развития. Яйцо же, подвергаемое бокановскизации, будет пролиферировать – почковаться. Оно даст от восьми до девяноста шести почек, и каждая почка разовьется в полностью оформленный зародыш, и каждый зародыш – во взрослую особь обычных размеров. И получаем девяносто шесть человек, где прежде вырастал лишь один. Прогресс!

«Яйцо почкуется», – строчили карандаши.

Он указал направо. Конвейерная лента, несущая на себе целую батарею пробирок, очень медленно вдвигалась в большой металлический ящик, а с другой стороны ящика выползала батарея уже обработанная. Тихо гудели машины. Обработка штатива с пробирками длится восемь минут, сообщил Директор. Восемь минут жесткого рентгеновского облучения – для яиц это предел, пожалуй. Некоторые не выдерживают, гибнут; из остальных самые стойкие разделяются надвое; большинство дает четыре почки; иные даже восемь; все яйца затем возвращаются в инкубаторы, где почки начинают развиваться; затем, через двое суток, их внезапно охлаждают, тормозя рост. В ответ они опять пролиферируют – каждая почка дает две, четыре, восемь новых почек, – и тут же их чуть не насмерть глушат спиртом; в результате они снова, в третий раз, почкуются, после чего уж им дают спокойно развиваться, ибо дальнейшее глушение роста приводит, как правило, к гибели. Итак, из одного первоначального яйца имеем что-нибудь от восьми до девяноста шести зародышей – согласитесь, улучшение природного процесса фантастическое. Причем это однояйцевые, тождественные близнецы – и не жалкие двойняшки или тройняшки, как в прежние живородящие времена, когда яйцо по чистой случайности изредка делилось, а десятки близнецов.

– Десятки, – повторил Директор, широко распахивая руки, точно одаряя благодатью. – Десятки и десятки.

В заглавие вынесена строчка из трагикомедии:

О чудо! Какое множество прекрасных лиц! Как род людской красив! И как хорош

Тот новый мир, где есть такие люди!

Энциклопедичный YouTube

1 / 4

✪ Олдос Хаксли "О дивный, новый мир" (Аудиокнига)

✪ BB: "О Дивный Новый Мир" Олдос Хаксли. Обзор-рецензия

✪ О. Хаксли, "О дивный новый мир" ч.1 - Читает А. В. Знаменский

✪ Олдос Хаксли "О дивный новый мир". Антиутопия

Субтитры

Сюжет

Действие романа разворачивается в Лондоне далёкого будущего (в 26 веке христианской эры, а именно в 2541 году). Люди на всей Земле живут в едином государстве, общество которого - общество потребления . Отсчитывается новое летоисчисление - Эра Т - с появления Форда Т . Потребление возведено в культ , символом потребительского бога выступает Генри Форд , а вместо крестного знамения люди «осеняют себя знаком Т».

Согласно сюжету, люди не рождаются естественным путём, а выращиваются в бутылях на специальных заводах - инкубаториях. На стадии развития эмбриона они разделяются на пять каст, различающихся умственными и физическими способностями - от «альф», обладающих максимальным развитием, до наиболее примитивных «эпсилонов». Люди низших каст выращиваются с применением метода бокановскизации (почкование зиготы с целью её многократного деления и получения однояйцевых близнецов). Для поддержания кастовой системы общества посредством гипнопедии людям прививается гордость за принадлежность к своей касте, почтение по отношению к высшей касте и презрение к низшим кастам, а также ценности общества и основы поведения в нём. Ввиду технического развития общества значительная часть работ может быть выполнена машинами и передается людям лишь для того, чтобы занять их свободное время. Большинство психологических проблем люди решают с помощью безвредного наркотика - сомы . Также люди часто изъясняются рекламными слоганами и гипнопедическими установками, например: «Сомы грамм - и нету драм!», «Чем старое чинить, лучше новое купить», «Чистота - залог благофордия», «А, бе, це, витамин Д - жир в тресковой печени, а треска в воде».

Института брака в описанном в романе обществе не существует, и, более того, само наличие постоянного полового партнёра считается неприличным, а слова «отец » и «мать » считаются грубыми ругательствами (причём если к слову «отец» примешан оттенок юмора и снисходительности, то «мать», в связи с искусственным выращиванием в колбах, едва ли не самое грязное ругательство). Книга описывает жизнь различных людей, которые не могут вписаться в это общество.

Героиня романа Линайна Краун - медсестра , работающая на конвейере производства людей, член касты бета (плюс или минус, не сказано). Она состоит в связи с Генри Фостером. Но подруга Фанни Краун настаивает на том, чтобы Линайна придерживалась порядка вещей и была с другими мужчинами. Линайна признается, что ей приглянулся Бернард Маркс.

Бернард Маркс - альфа-плюсовик, специалист по гипнопедии, отличающийся от людей своей касты и внешне и психологически: низкий ростом, замкнут и большую часть времени проводит один, из-за этого обладает дурной репутацией. Про него ходят слухи, что «когда он был в бутыли, кто-то ошибся - подумал, что он гамма, и влил ему спирту в кровозаменитель. Оттого он и щуплый на вид». Дружит с Гельмгольцем Уотсоном - лектором-преподавателем на институтской кафедре творчества, с которым их единила общая черта - осознание своей индивидуальности.

Линайна и Бернард летят на уик-энд в индейскую резервацию , где встречают Джона, носящего прозвище Дикарь, - белого юношу, рождённого естественным путём; он сын директора воспитательного центра, где они оба работают, и Линды, теперь опустившейся алкоголички, всеми презираемой среди индейцев, а некогда - «беты-минусовички» из воспитательного центра. Линду и Джона перевозят в Лондон, где Джон становится сенсацией среди высшего общества, а Линду помещают в больницу, где она остаток жизни предается сомоотдыху и впоследствии умирает.

Джон, влюблённый в Линайну, тяжело переносит смерть матери. Юноша любит Линайну неуместной в обществе возвышенной любовью, не смея признаться ей, «покорный обетам, которые никогда не прозвучали». Она искренне недоумевает - тем более, что подруги спрашивают её, какой из Дикаря любовник. Линайна пробует соблазнить Джона, но он называет её шлюхой и убегает.

Психический срыв Джона ещё усиливается из-за смерти матери, он пытается объяснить работникам из низшей касты «дельта» такие понятия, как красота, смерть, свобода. Ему пытаются помочь Гельмгольц и Бернард, в результате чего всех троих арестовывают.

В кабинете Главноуправителя Западной Европы Мустафы Монда - одного из десяти, представляющих реальную власть в мире, - происходит долгая беседа. Монд откровенно признаёт свои сомнения по поводу «общества всеобщего счастья», тем более, что сам был некогда одарённым физиком. В этом обществе фактически под запретом наука , искусство, религия . Один из защитников и глашатаев антиутопии становится, по сути, рупором для изложения авторских взглядов на религию и экономическое устройство общества.

В результате Бернарда отправляют в ссылку в Исландию , а Гельмгольца - на Фолклендские острова . Монд при этом добавляет: «Я почти завидую вам, вы окажетесь среди самых интересных людей, у которых индивидуальность развилась до того, что они стали непригодны для жизни в обществе». А Джон становится отшельником в заброшенной башне. Чтобы забыть Линайну, он ведёт себя неприемлемо по меркам гедонистического общества , где «воспитание делает всех не то что жалостливыми, но до крайности брезгливыми». Например, он устраивает самобичевание , свидетелем чего невольно становится репортёр. Джон становится сенсацией - уже во второй раз. Увидев прилетевшую Линайну, он срывается, бьёт её бичом, крича о блуднице, в результате чего у толпы зевак, под влиянием неизменной сомы, начинается массовая оргия чувственности. Придя в себя, Джон, не сумевший «выбрать между двумя видами безумия», кончает жизнь самоубийством .

Кастовая система общества

Разделение на касты происходит ещё до рождения. Выращиванием людей занимается Инкубаторий. Уже в бутылях зародышей делят на касты и прививают определённые склонности к одному роду деятельности и, наоборот, отвращение к другому. У химиков формируют стойкость к свинцу , каустической соде, смолам, хлору . Горнорабочим прививают любовь к теплу. Низшим кастам прививается отвращение к книгам и нелюбовь к природе (гуляя на природе, люди ничего не потребляют - вместо этого было решено прививать любовь к загородным видам спорта).

В процессе воспитания людям прививается любовь к собственной касте, восхищение к вышестоящей и пренебрежение к низшим кастам.

Высшие касты:

• Альфа - ходят в одежде серого цвета. Наиболее интеллектуально развиты, ростом выше представителей других каст. Выполняют самую высококвалифицированную работу. Управленцы, врачи, преподаватели.
• Бета - ходят в красном. Медсёстры, младший персонал Инкубатория.

Генетический материал низшим кастам берут у себе подобных. После оплодотворения зародыши проходят специальную обработку, в результате одна зигота почкуется до 96 раз. Это создает стандартных людей. «Девяносто шесть тождественных близнецов, работающих на девяноста шести тождественных станках». Затем зародышам значительно снижают подачу кислорода, отчего снижается умственно-телесный уровень. Низшие касты ниже ростом, интеллект снижен.

• Гамма - ходят в зелёном. Рабочие специальности, требующие небольшого интеллекта.
• Дельта - ходят в хаки .
• Эпсилоны - ходят в чёрном. Обезьяноподобные полукретины, как их описывает сам автор. Не умеют читать и писать. Лифтёры, неквалифицированные рабочие.

Имена и аллюзии

Определённое количество имён в Мировом Государстве, принадлежащих выращенным в бутылках гражданам, можно связать с политическими и культурными фигурами, сделавшими большой вклад в бюрократические, экономические и технологические системы времён Хаксли, а также, предположительно, и в эти же системы «Дивного нового мира» :

• Фрейд - «второе имя» Генри Форда, почитаемого в Государстве, которое он по необъяснимым причинам использовал, когда рассуждал о психологии - по имени З. Фрейда, основателя психоанализа.
• Бернард Маркс (англ. Bernard Marx ) - по имени Бернарда Шоу (хотя не исключена отсылка и к Бернару Клервоскому или Клоду Бернару) и Карла Маркса .
• Линайна Краун (Lenina Crowne ) - по псевдониму Владимира Ульянова .
• Фанни Краун (Fanny Crowne ) - по имени Фанни Каплан , которая известна, главным образом, как исполнитель неудавшегося покушения на жизнь Ленина. По иронии автора, в романе Линайна и Фанни являются подругами и однофамилицами.
• Полли Троцкая (Polly Trotsky ) - по фамилии Льва Троцкого .
• Бенито Гувер (Benito Hoover ) - по имени итальянского диктатора Бенито Муссолини и президента США Герберта Гувера .
• Гельмгольц Уотсон (Helmholtz Watson ) - по фамилиям немецкого физика и физиолога Германа фон Гельмгольца , и американского психолога, основателя бихевиоризма , Джона Уотсона .
• Дарвин Бонапарт (Darwin Bonaparte ) - от императора Первой Французской империи Наполеона Бонапарта и автора труда «Происхождение видов » Чарльза Дарвина .
• Герберт Бакунин (Herbert Bakunin ) - по имени английского философа и социального дарвиниста Герберта Спенсера , и фамилии русского философа и анархиста Михаила Бакунина .
• Мустафа Монд (Mustapha Mond ) - по имени основателя Турции после Первой мировой войны Кемаля Мустафы Ататюрка , запустившего в стране процессы модернизации и официального секуляризма , и фамилии английского финансиста, основателя Imperial Chemical Industries , ярого врага рабочего движения, сэра Альфреда Монда (англ. ) .
• Примо Меллон (Primo Mellon ) - по фамилиям испанского премьер-министра и диктатора Мигеля Примо де Ривера , и американского банкира и министра финансов при Гувере Эндрю Меллона .
• Сароджини Энгельс (Sarojini Engels ) - по имени первой индийской женщины, ставшей президентом Индийского национального конгресса , Сароджини Найду и по фамилии Фридриха Энгельса .
• Моргана Ротшильд (Morgana Rothschild ) - по имени банковского магната США Джона Пирпонта Моргана и по фамилии банкирской династии Ротшильдов .
• Фифи Брэдлоо (Fifi Bradlaugh ) - по фамилии британского политического активиста и атеиста Чарльза Брэдлоу .
• Джоанна Дизель (Joanna Diesel ) - по фамилии немецкого инженера Рудольфа Дизеля , изобретателя дизельного двигателя .
• Клара Детердинг (Clara Deterding ) - по фамилии

Действие этого романа-антиутопии происходит в вымышленном Мировом Государстве. Идёт 632-й год эры стабильности, Эры Форда. Форд, создавший в начале двадцатого века крупнейшую в мире автомобильную компанию, почитается в Мировом Государстве за Господа Бога. Его так и называют - «Господь наш Форд». В государстве этом правит технократия. Дети здесь не рождаются - оплодотворённые искусственным способом яйцеклетки выращивают в специальных инкубаторах. Причём выращиваются они в разных условиях, поэтому получаются совершенно разные особи - альфы, беты, гаммы, дельты и эпсилоны. Альфы как бы люди первого сорта, работники умственного труда, эпсилоны - люди низшеи касты, способные лишь к однообразному физическому труду. Сначала зародыши выдерживаются в определённых условиях, потом они появляются на свет из стеклянных бутылей - это называется Раскупоркой. Младенцы воспитываются по-разному. У каждой касты воспитывается пиетет перед более высокой кастой и презрение к кастам низшим. Костюмы у каждой касты определённого цвета. Например, альфы ходят в сером, гаммы - в зелёном, эпсилоны - в чёрном.

Стандартизация общества - главное в Мировом Государстве. «Общность, Одинаковость, Стабильность» - вот девиз планеты. В этом мире все подчинено целесообразности во благо цивилизации. Детям во сне внушают истины, которые записываются у них в подсознании. И взрослый человек, сталкиваясь с любой проблемой, тотчас вспоминает какой-то спасительный рецепт, запомненный во младенчестве. Этот мир живёт сегодняшним днём, забыв об истории человечества. «История - сплошная чушь». Эмоции, страсти - это то, что может лишь помешать человеку. В дофордовском мире у каждого были родители, отчий дом, но это не приносило людям ничего, кроме лишних страданий. А теперь - «Каждый принадлежит всем остальным». Зачем любовь, к чему переживания и драмы? Поэтому детей с самого раннего возраста приучают к эротическим играм, учат видеть в существе противоположного пола партнёра по наслаждениям. И желательно, чтобы эти партнёры менялись как можно чаще, - ведь каждый принадлежит всем остальным. Здесь нет искусства, есть только индустрия развлечении. Синтетическая музыка, электронный гольф, «синоощущалки - фильмы с примитивным сюжетом, смотря которые ты действительно ощущаешь то, что происходит на экране. А если у тебя почему-то испортилось настроение - это легко исправить, надо принять лишь один-два грамма сомы, лёгкого наркотика, который немедленно тебя успокоит и развеселит. «Сомы грамм - и нету драм».

Бернард Маркс - представитель высшего класса, альфа-плюсовик. Но он отличается от своих собратьев. Чересчур задумчив, меланхоличен, даже романтичен. Хил, тщедушен и не любит спортивных игр. Ходят слухи, что ему в инкубаторе для зародышей случайно впрыснули спирт вместо кровезаменителя, поэтому он и получился таким странным.

Линайна Краун - девушка-бета. Она хорошенькая, стройная, сексуальная (про таких говорят «пневматичная»), Бернард ей приятен, хотя многое в его поведении ей непонятно. Например, её смешит, что он смущается, когда она в присутствии других обсуждает с ним планы их предстоящей увеселительной поездки. Но поехать с ним в Нью-Мексико, в заповедник, ей очень хочется, тем более что разрешение попасть туда получить не так-то просто.

Бернард и Линайна отправляются в заповедник, туда, где дикие люди живут так, как жило все человечество до Эры Форда. Они не вкусили благ цивилизации, они рождаются от настоящих родителей, любят, страдают, надеются. В индейском селении Мальпараисо Бернард и Линайна встречают странного дикаря - он непохож на других индейцев, белокур и говорит на английском - правда, на каком-то древнем. Потом выясняется, что в заповеднике Джон нашёл книгу, это оказался том Шекспира, и выучил его почти наизусть.

Оказалось, что много лет назад молодой человек Томас и девушка Линда поехали на экскурсию в заповедник. Началась гроза. Томас сумел вернуться назад - в цивилизованный мир, а девушку не нашли и решили, что она погибла. Но девушка выжила и оказалась в индейском посёлке. Там она и родила ребёнка, а забеременела она ещё в цивилизованном мире. Поэтому и не хотела возвращаться назад, ведь нет позора страшнее, чем стать матерью. В посёлке она пристрастилась к мескалю, индейской водке, потому что у неё не было сомы, которая помогает забывать все проблемы; индейцы её презирали - она, по их понятиям, вела себя развратно и легко сходилась с мужчинами, ведь её учили, что совокупление, или, по-фордовски, взаимопользование, - это всего лишь наслаждение, доступное всем.

Бернард решает привезти Джона и Линду в Заоградныи мир. Линда всем внушает отвращение и ужас, а Джон, или Дикарь, как стали его называть, становится модной диковиной. Бернарду поручают знакомить Дикаря с благами цивилизации, которые его не поражают. Он постоянно цитирует Шекспира, который рассказывает о вещах более удивительных. Но он влюбляется в Линайну и видит в ней прекрасную Джульетту. Линайне льстит внимание Дикаря, но она никак не может понять, почему, когда она предлагает ему заняться «взаимопользованием», он приходит в ярость и называет её блудницей.

Бросить вызов цивилизации Дикарь решается после того, как видит умирающую в больнице Линду. Для него это - трагедия, но в цивилизованном мире к смерти относятся спокойно, как к естественному физиологическому процессу. Дeтeй c сaмoгo рaннeгo вoзpaстa водят в палаты к умирающим на экскурсии, развлекают их там, кормят сладостями - все для того, чтобы ребёнок не боялся смерти и не видел в ней страдания. После смерти Линды Дикарь приходит к пункту раздачи сомы и начинает яростно убеждать всех отказаться от наркотика, который затуманивает им мозги. Панику едва удаётся остановить, напустив на очередь пары сомы. А Дикаря, Бернарда и его друга Гельмгольца вызывают к одному из десяти Главноуправителей, его фордейшеству Мустафе Монду.

Он и разъясняет Дикарю, что в новом мире пожертвовали искусством, подлинной наукой, страстями ради того, чтобы создать стабильное и благополучное общество. Мустафа Монд рассказывает о том, что в юности он сам слишком увлёкся наукой, и тогда ему предложили выбор между ссылкой на далёкий остров, где собирают всех инакомыслящих, и должностью Главноуправителя. Он выбрал второе и встал на защиту стабильности и порядка, хотя сам прекрасно понимает, чему он служит. «Не хочу я удобств, - отвечает Дикарь. - Я хочу Бога, поэзию, настоящую опасность, хочу свободу, и добро, и грех». Гельмгольцу Мустафа тоже предлагает ссылку, добавляя, правда, при этом, что на островах собираются самые интересные люди на свете, те, кого не удовлетворяет правоверность, те, у кого есть самостоятельные взгляды. Дикарь тоже просится на остров, но его Мустафа Монд не отпускает, объясняя это тем, что хочет продолжить эксперимент.

И тогда Дикарь сам уходит от цивилизованного мира. Он решает поселиться на старом заброшенном авиамаяке. На последние деньги он покупает самое необходимое - одеяла, спички, гвозди, семена и намеревается жить вдали от мира, выращивая свой хлеб и молясь - Иисусу ли, индейскому ли богу Пуконгу, своему ли заветному хранителю орлу. Но как-то раз кто-то, случайно проезжавший мимо, видит на склоне холма страстно бичующего себя полуголого Дикаря. И снова набегает толпа любопытных, для которых Дикарь - лишь забавное и непонятное существо. «Хотим би-ча! Хотим би-ча!» - скандирует толпа. И тут Дикарь, заметив в толпе Линайну, с криком «Распутница» бросается с бичом на неё.

На следующий день пара молодых лондонцев приезжает к маяку, но, войдя внутрь, они видят, что Дикарь повесился.

Олдос Хаксли «О дивный новый мир»

Английский писатель Олдос Хаксли стал одним из первых, кто задался вопросом платы за свою счастливую жизнь. Какую цену способен человек заплатить за счастье? Над выводами, которые привел писатель, и трактовками этих выводов профессионалы размышляют более 70 лет.

Можно ли построить общество без свободы выбора и действия? В мире, который изображает Хаксли, для благополучия необходимо устранить все мыслимые неприятности - социальную несправедливость, войны, бедность, зависть и ревность, несчастную любовь, болезни, драмы родителей и детей, старость и страх смерти, творчество и искусство. В общем, все то, что принято называть жизнью. Взамен же придется отказаться от «сущего пустяка» - свободы: свободы располагать собой, свободы выбора, свободы любить, свободы творческой, социальной и интеллектуальной деятельности.

В государстве, созданном Хаксли, правит технократия. И речь идет не только о мире современных пятидесятиэтажных зданий, летающих автомобилей и высоких технологий. После жестокой и кровопролитной девятилетней войны нового и старого миров наступила Эра Форда. Писатель неслучайно присвоил своему миру имя знаменитого американского инженера, основателя Ford Motor Company - Генри Форда. Многим он известен тем, что впервые стал использовать промышленный конвейер для поточного производства автомобилей. Кроме того, его успехи в экономической сфере дали жизнь такому непростому политэкномическому направлению, как Фордизм.

В мире Хаксли летоисчисление ведётся с года выпуска модели автомобиля «Форд Т». Существует и почтительное обращение, «его фордейшество», и брань - «форд с ним», «форд его знает». Форд - вот имя Бога этой утопии. Неслучайно, что после войны в церквях крестам отпилили верхушку, так чтобы получилась буква "Т". Креститься принято также «т-образно».

Из слов одного из главноуправителей этого мира, Мустафы Монда, мы узнаем, что Форд и Фрейд для жителей - один и тот же человек. Немецкий психолог, основатель психоанализа у Хаксли оказывается тоже «виноватым» в устройстве нового мира. Прежде всего, развитие в утопии получили его выделение специфических фаз психосексуального развития личности и создание теории эдипова комплекса. Разрушение института семьи - вот заслуги учения Фрейда, производство клонов - «дело рук» Форда.

Будущее - место, где все живое под запретом. В будущем все создается искусственно, и люди больше не живородящие. Вернее, такая возможность остается, но строжайше запрещена. Оплодотворённые искусственным способом яйцеклетки выращивают в специальных Инкубаториях. Этот процесс называется "эктогенезом" Олдос Хаксли «О дивный новый мир» Изд. АСТ, 2006 г., стр. 157 . Раньше технологию, изобретенную некими Пфитцнером и Кавагучи, было невозможно применить, ведь мешали нормы морали и религии, в частности в книге говорится о христианских запретах. Но теперь никаких сдерживающих обстоятельств нет, людей производят согласно плану: сколько особей того или иного типа необходимо обществу в данный момент, столько и создадут. Сначала зародыши выдерживаются в определённых условиях, потом они появляются на свет из стеклянных бутылей -- это называется Раскупоркой. Однако их нельзя назвать полностью идентичными: их внешность слегка отличается, есть имена, а не порядковые номера эмбрионов.

Кроме того, существуют пять разных каст: альфы, беты, гаммы, дельты и эпсилоны. В этой классификации альфы - это люди первого сорта, работники умственного труда, а эпсилоны - люди низшей касты, способные лишь к однообразному физическому труду. У каждого класса есть своя униформа: альфа ходят в сером, бета - в красном, гамма - в зеленом, дельта - в хаки, а эпсилоны - в черном.

Младенцы и воспитываются, и обучаются по-разному, но каждой обязательно прививается пиетет перед более высокой кастой и презрение к кастам низшим. Они растут в государственных обучающих центрах, как какие-то подопытные грызуны: «Няни побежали выполнять приказание и минуты через две возвратились; каждая катила высокую, в четыре сетчатых этажа, тележку, груженную восьмимесячными младенцами, как две капли воды похожими друг на друга» Олдос Хаксли «О дивный новый мир» Изд. АСТ, 2006 г. стр.163.

Обучение младенцев ведут в том числе и с помощью гипнопедии. Во время сна им включают записи с догмами дивного нового мира и нормами поведения той или иной касты. Поэтому каждый с детства знает гипопедические поговорки: «Каждый принадлежит всем», «Сомы грамм - и нет драм», «Чистота -- залог благофордия». Также, маленьких «существ» с детства учат сексуальной распущенности. В мире Хаксли стыдно и неправильно встречаться с кем-то одним. Это вызывает осуждение. И мужчины, и женщины постоянно меняют партнеров. Таким образом, стараются избежать любых проявлений чувств привязанности и любви.

«Стабильность, устойчивость, прочность. Без стабильного общества немыслима цивилизация. А стабильное общество немыслимо без стабильного члена общества» Олдос Хаксли «О дивный новый мир» Изд. АСТ, 2006 г. стр.178, - говорит главноуправитель Монд.

Главное, по мысли строителей утопии, - это гарантированное счастье, в данном случае - комфорт, который может создать наука.

Секрет вечной утопии прост - человека к ней готовят в зародышевом состоянии. Кузница кадров - это система инкубаторов, где выращивают представителей разных слоев общества, их обучают социальным ролям. А главное - никто никогда не выразит недовольство своим положением в обществе. К тому же, любая неприятная ситуация, любой стресс решается приемом особого наркотика - сомы, - который в зависимости от дозировки позволяет забыть любые проблемы.

Надо сказать, что в антиутопическом мире Хаксли в рабстве своем далеко не равны все «счастливые младенцы». Если «дивный новый мир» не может предоставить всем работу равной квалификации -- то «гармония» между человеком и обществом достигается за счет преднамеренного уничтожения в человеке всех тех интеллектуальных и эмоциональных предрасположенностей: это и высушивание мозга будущих рабочих, и внушение им ненависти к цветам и книгам посредством электрошока.В той или иной степени несвободны от «адаптации» все обитатели «дивного нового мира» -- от «альфы» до «эпсилона», и смысл этой иерархии заключен в словах Главноуправителя, которые он произносит в финале романа: «Общество же целиком состоящее из альф, обязательно будет нестабильно и несчастливо. Вообразите вы себе завод, укомплектованный альфами, то есть индивидуумами разными и розными, обладающими хорошей наследственностью и по формовке своей способными - в определенных пределах - к свободному выбору и ответственным решениям. Альфы могут быть вполне добротными членами общества, но при том лишь условии, что будут выполнять работу альф. Только от эпсилона можно требовать жертв, связанных с работой эпсилона, - по той просто причине, что для него это не жертвы, а линия наименьшего сопротивления, привычная жизненная колея… Конечно, каждый из нас проводит свою жизнь в бутыли. Но если нам выпало быть альфами, то бутыли наши огромного размера сравнительно с бутылями низших каст» Олдос Хаксли «О дивный новый мир» Изд. АСТ, 2006 г. 293-294.

Альфы не управляют этим миром, они счастливы в своей несвободе. Правда, генетические сбои дают возможность мыслить «за гранями». Как, например, главному герою - Бернарду Марксу. Вспомним, он не до конца понимает, к чему стремится, но его стремление - это уже порыв, это желание свободного человека. А если бы не было этого стремления - не было бы и героя.

В дивном новом мире существуют определенные люди, которые понимают, что происходит, так называемые «главноуправители мира». В романе представлен один из них - Мустафа Монд. Естественно, он знает гораздо больше своих поданных. Он способен оценить тонкую мысль, смелую идею или революционный проект.

Другой пласт людей, которые свободны, но не понимают, что происходит - это дикари. Они живут в резервациях, и их нравы, их боги, их понимание мира - осталось на прежнем уровне. Они свободны мыслить, но не свободны физически. В этом и состоит конфликт антиутопии - «дикарь» видит этот новый, дивный мир и не может принять его штампы, его однообразность, его течение. Ему не чужды страсти, ему не чужды чувства, но прогресс ему не нужен.

Во время агитационной беседы с дикарем, управитель поясняет, что он может нарушать правила, ведь он устанавливает законы. Экономист и философ Фридрих фон Хайек как-то сказал: «Чем выше умственные способности и уровень образования отдельных индивидуумов, тем резче разнятся их вкусы и взгляды и тем меньше шансов, что они единодушно примут какую-то конкретную иерархию ценностей» Институт Свободы Московский Либертариум, глава VII "Кто кого?" http://www.libertarium.ru/l_lib_road_viii . Таким образом, для общества будущего нужная программа, нужен план, но никак не индивидуальности. Это подтверждают главные идеи, представленные в утопии. Вот почему нужно создавать штампы, не индивидуальности (мы говорим о детях).

В первую очередь, это взгляд на историю как на ненужное наследие. Все, что было достигнуто до Форда (нового Бога) - перечеркнуто. Этого не существует. У Оруэлла в «1984» история также нещадно уничтожалась. Человеку незачем знать ошибки прошлого, чтобы строить утопию.

Второй момент - это отказ от социального института семьи. В этом мире слова «мать», «отец» стали синонимами нецензурностей: «господь наш Фрейд (Форд) первый раскрыл гибельные опасности семейной жизни…» Олдос Хаксли «О дивный новый мир» Изд. АСТ, 2006 г, стр. 175. Именно семья, именно близкое окружение формирует человека как личность. Но ее больше нет, потому цель достигнута и есть клоны.

И третье - уничтожение искусства и науки: «Эту цену нам приходится платить за стабильность. Пришлось выбирать между счастьем и тем, что называли когда-то высоким искусством. Мы пожертвовали высоким искусством. Мы науку держим в шорах. Конечно, истина от этого страдает. Но счастье процветает. А даром ничего не дается. За счастье приходится платить» Олдос Хаксли «О дивный новый мир» Изд. АСТ, 2006 г, стр..

Путь утопии Хаксли таков. Общество будет насильно счастливо, но не узнает об этом. Их «счастье в пробирке» незыблемо. А последним ошарашенным дикарям остается прозябать в своих резервациях, потому что принять такой мир пусть не очень образованный, но здравомыслящий человек просто-напросто не в состоянии.

роман антиутопический хаксли оруэлл

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Затяжное самогрызенье, по согласному мнению всех моралистов, является занятием самым нежелательным. Поступив скверно, раскайся, загладь, насколько можешь, вину и нацель себя на то, чтобы в следующий раз поступить лучше. Ни в коем случае не предавайся нескончаемой скорби над своим грехом. Барахтанье в дерьме — не лучший способ очищения.

В искусстве тоже существуют свои этические правила, и многие из них тождественны или, во всяком случае, аналогичны правилам морали житейской. К примеру, нескончаемо каяться, что в грехах поведения, что в грехах литературных, — одинаково малополезно. Упущения следует выискивать и, найдя и признав, по возможности не повторять их в будущем. Но бесконечно корпеть над изъянами двадцатилетней давности, доводить с помощью заплаток старую работу до совершенства, не достигнутого изначально, в зрелом возрасте пытаться исправлять ошибки, совершенные и завещанные тебе тем другим человеком, каким ты был в молодости, безусловно, пустая и напрасная затея. Вот почему этот новоиздаваемый «О дивный новый мир» ничем не отличается от прежнего. Дефекты его как произведения искусства существенны; но, чтобы исправить их, мне пришлось бы переписать вещь заново — и в процессе этой переписки, как человек постаревший и ставший Другим, я бы, вероятно, избавил книгу не только от кое‑каких недостатков, но и от тех достоинств, которыми книга обладает. И потому, преодолев соблазн побарахтаться в литературных скорбях, предпочитаю оставить все, как было, и нацелить мысль на что‑нибудь иное.

Стоит, однако, упомянуть хотя бы о самом серьезном дефекте книги, который заключается в следующем. Дикарю предлагают лишь выбор между безумной жизнью в Утопии и первобытной жизнью в индейском селении, более человеческой в некоторых отношениях, но в других — едва ль менее странной и ненормальной. Когда я писал эту книгу, мысль, что людям на то дана свобода воли, чтобы выбирать между двумя видами безумия, — мысль эта казалась мне забавной и, вполне возможно, верной. Для пущего эффекта я позволил, однако, речам Дикаря часто звучать разумней, чем то вяжется с его воспитанием в среде приверженцев религии, представляющей собой культ плодородия пополам со свирепым культом penitente . Даже знакомство Дикаря с твореньями Шекспира неспособно в реальной жизни оправдать такую разумность речей. В финале‑то он у меня отбрасывает здравомыслие; индейский культ завладевает им снова, и он, отчаявшись, кончает исступленным самобичеванием и самоубийством. Таков был плачевный конец этой притчи — что и требовалось доказать насмешливому скептику‑эстету, каким был тогда автор книги.

Сегодня я уже не стремлюсь доказать недостижимость здравомыслия. Напротив, хоть я и ныне печально сознаю, что в прошлом оно встречалось весьма редко, но убежден, что его можно достичь, и желал бы видеть побольше здравомыслия вокруг. За это свое убеждение и желание, выраженные в нескольких недавних книгах, а главное, за то, что я составил антологию высказываний здравомыслящих людей о здравомыслии и о путях его достижения, я удостоился награды: известный ученый критик оценил меня как грустный симптом краха интеллигенции в годину кризиса. Понимать это следует, видимо, так, что сам профессор и его коллеги являют собой радостный симптом успеха. Благодетелей человечества должно чествовать и увековечивать. Давайте же воздвигнем Пантеон для профессуры. Возведем его на пепелище одного из разбомбленных городов Европы или Японии, а над входом в усыпальницу я начертал бы двухметровыми буквами простые слова: "Посвящается памяти ученых воспитателей планеты. Si monumentum requiris circumspice .

Но вернемся к теме будущего… Если бы я стал сейчас переписывать книгу, то предложил бы Дикарю третий вариант.